«Крик» — самая сложная пьеса Уильямса, точнее – та, которую принято считать самой сложной. Потому что на самом деле нет особой сложности в том, что происходит с нами ежедневно и ежеминутно, сложность в том, что мы часто не хотим этого осознавать, но никуда не можем убежать от себя. В этой постановке «Крик» можно просто смотреть и слушать, каждую минуту наслаждаясь красотой. А можно рискнуть и довериться героям, пойти за ними в свою личную тьму. Точнее — сквозь личную тьму — к свету. К себе самим.
По сюжету — двое живут взаперти, но играют свой спектакль, ведут свои удивительные диалоги, переплетающиеся с репликами из пьесы, теряя границы реальности и фантазии, путаясь в воспоминаниях, не зная, остались ли зрители, играют снова и снова. Потому что игра — и есть выход. Из тяжёлой детской травмы, из опустевшего театра, из темноты и холода, из бесконечного одиночества и незащищённости — в творчество и созидание. Сотворение пусть и вымышленного, но нового и яркого там, где созданы все внешние условия, чтобы не было ни-че-го.
Как и все мы в любой день своей жизни.
Внутри нас – все тайны и ответы на них, вся мистика и знаки, все законы и правила, все травмы и их исцеление, все грехи и вера, все стены и бескрайнее небо. Мы можем сами установить для себя границы и не найти сил выйти даже в открытую дверь, но в то же время в нас всегда – бесконечность и целая вселенная, доступная в любое время дня и ночи. В нас – и мужское, и женское начало, в нас же они проживают свои сражения в поисках гармонии. В нас любой мрак и безысходность может превратиться в творчество, а любая реальность – в игру. В нас и теряются границы игры и реальности, сна и яви, порой просто память подводит, порой мечты заставляют видеть то, чего нет, порой страхи мешают восприятию очевидного. Наш разум, создавая иллюзии, находит баланс для «нормальности», но шаг к необратимому отрыву от реальности мы уже не можем контролировать.
Можно разложить себя по полочкам, но этот путь часто проходит через отрицание всего «неправильного», чтобы создать для себя иллюзию своего прекрасного существования, а можно принять со всеми страстями и страхами, знакомиться с ними бережно и с любовью и поочерёдно отпускать. В нас душа находится в вечном поиске и натыкается на старые и новые препятствия, не находя покоя. И только с нас самих начинается любовь к нашей неспокойной душе, к нашему поиску, нашим сражениям, к нам самим. Это настолько же сложно, насколько элементарно.
Думаю, самое сложное – перестать требовать чётких объяснений и от себя, и от мира, и от пьесы, и начать чувствовать. Теннесси Уильямс обращается не к разуму – к сердцу, к интуиции, ко всем органам чувств, ко всему, что способно к восприятию. Поэтому лишь отпустив разум можно понять его героев, живущих с превышенной чувствительностью.
Поэтому особенная зрительская радость – видеть каждый раз, как при создании «Крика» для крошечного зала в «Лахесисе» были найдены настолько точные ключи, что спектакль звучит каждый раз по-разному, каждый раз по-новому, меняясь, но оставаясь полностью собой, сохраняя свою особую эстетику, пластичность и чувственность. Словно весна, которая каждый год разная, и каждый год – весна.
И так же вечны в своей вечной изменяемости герои пьесы – Клер и Феличе – Анна Нахапетова и Стас Мотырев. Внешняя красота их героев пугает ужасом внутренних демонов, детство сопровождается катастрофой, а холодный мрак – яркими подсолнухами, и вся мрачная гармония на сцене создаётся ими, как только начинается магия спектакля.
Как говорил сам автор, вся пьеса – это его жизнь в шестидесятые, а всё творчество – это крик души. Приходите, послушайте, услышьте

Полностью погружаюсь в спектакль. Темные кирпичные своды клуба "Лахесис" как нельзя лучше способствуют созданию нужной атмосферы, и уже не первый раз становятся сценой, на которой показываются спектакли Татьяны Стрельбицкой. Кроваво-красный свет, громкая музыка и отчаянные крики героев, которые не отражаются в глухом помещении, остаются в зале и наполняют сердца зрителей. Пластичные растянутые движения актеров под идеально подобранное музыкальное сопровождение в отдельных сценах создают впечатление неестественности, словно в процессе выхода из наркоза. Стас Мотырев и Анна Нахапетова невероятно талантливые - я не просто верю им, я становлюсь ими, я чувствую их, живу в них. На сцене накал, нож, крик. Нахожу себя в зале, осознаю на месте, прижимаю язык к небу - молчу, все хорошо. Вновь проваливаюсь в постановку, словно это гипноз. В руках телефон, я же постоянно фотографирую спектакли для статей, но здесь забываю, приходится регулярно себе напоминать. Выхожу из состояния гипноза с неохотой - мне нравится пропускать спектакль через себя. Когда в зале включают свет - выдыхаю, смотрю на соседку, кажется, у нас одинаковое выражение лиц. Тоже выдыхает. После такого спектакля сложно быстро вернуться в реальность, поэтому аплодисменты, выход актеров на поклон, Татьяна Стрельбицкая с детской каруселью из спектакля в руках, - все это пока через пелену тумана и эмоций. Нет, это не театр в театре, это жизнь в жизни. Это матрица.

Брат и сестра, Феличе и Клер, прячась от кровавых воспоминаний играют в театр, играют пьесу о себе. Мучаясь от безысходности пережитого, они бесконечно инсценируют собственное прошлое, его возможные и невозможные варианты. За пределами игры ужас и пустота, реальности накладываются друг на друга и уже непонятно где жизнь, а где театр. Но им некуда бежать. Их никто не ждёт.
Феличе и Клер, кто они - свидетели ужасного преступления или жестокие преступники, убившие своих родителей? Брат с сестрой на грани отчаянья, чтобы побороть страх они снова и снова разыгрывают бесконечную пьесу внутри пьесы, говоря заученные реплики.
Сакральный ужас держит в подчинении героев, играющих в историю, списанную с собственной жизни. Страх ни на минуту не отпускает их, но, возможно, эта история совсем не о смерти, а о многогранности жизни.
Спектакль Стрельбицкой "Крик", это крик души, в нем мистика готического романа смешалась с реальным ужасом брата и сестры перед их вечным заточением - заточением в заброшенном доме, заточением внутри себя.
Спектакль визуально очень красив, но изысканная пластика лишь усиливает ужас происходящего. Анна Нахапетова и Стас Мотырев буквально гипнотизируют зрителей. В тесном пространстве мельчайшее движение не остается незамеченным: шорох ресниц и шепот мыслей кричат о разрушенном мире, разрушенных судьбах, разрушенных рассудках.
Сцена клуба Лахесис самой судьбой предназначена для спектакля "Крик" - мойра Лахесис назначала участь человеку еще до его рождения. Стены здесь работают на спектакль, и даже столб, торчащий посередине сцены, как гвоздь воткнутый в живое тело не дает забыть о боли, терзающей измученные души героев.
А в картине Стрельбицкой, скромно прислоненной к стене, скрыта разгадка спектакля, но у каждого она своя.